Предлагаем вниманию читателей подборку тестов, посвящённых осмыслению природы, роли и места аристократизма в истории и современности, под редакцией Дениса Караваева, Воронеж.
св. Бернард Клервосский. Похвала новому рыцарству
«Сие, говорю я, новый род рыцарства, неведомый прошедшим векам. Неустанно ведет оно двоякую войну: против плоти и крови и против духовного воинства зла на небесах. Если некто противостоит врагу во плоти, полагаясь исключительно на силу плоти, я едва ли стал бы об этом говорить, ибо сие распространено достаточно широко. И когда война ведется силою духовною против пороков или демонов, это тоже не представляет собой ничего примечательного — хотя и само по себе достославно — ибо мир полон монахов. Но когда кто видел мужа, могуче препоясывающегося обоими мечами и благородством метившего пояс свой, и не счел бы сие явление достойным удивления, тем более, что до сей поры такое было неизвестно? Воистину, бесстрашен тот рыцарь и защищен со всех сторон, ибо душа его укрыта доспехами веры так же, как тело — доспехами стальными. То есть он вооружен вдвойне и не должен бояться ни беса, ни человека. Не боится он и гибели, — нет, он жаждет ее. Отчего бояться ему жить или умереть, если для него жизнь — Христос, и смерть — приобретение? Радостно и верно стоит он за Христа, но предпочел бы уничтожиться и быть со Христом, ибо сие — намного лучше. «
—
Андрей Елькин: «Аристократическое достоинство личности: опыт самоопределения в русской философии культуры»
«При попытке самоопределения личности в российской философии культуры важной составляющей этого опыта становится понятие аристократического достоинства.
Так, по мысли русского философа К.Д. Кавелина: «личность, сознающая сама по себе свое бесконечное, безусловное достоинство, — есть необходимое условие всякого духовного развития народа» [4, с. 22].
Совершенно очевидно, что само понятие личности родилось в недрах христианского понимания человека, в его новозаветном превращении индивида в личность. Личность, как «лик» Божий. Введенное великими каппадакийцами [2; 3], понятие через новоевропейского «гражданина» [6] вернулось в новейшее время к своему изначальному значению.
Русский философ С.Л. Франк писал:
«… благая весть возвещала не ничтожество и слабость человека, а его вечное аристократическое достоинство. Это достоинство человека – и притом всякого человека в первооснове его существа (вследствие чего этот аристократизм и становится основанием – и при том единственным правомерным основанием – «демократии», то есть всеобщности высшего достоинства человека, прирожденных прав всех людей) – определено его родством с Богом. … Вся мораль христианства вытекает из этого нового аристократического самосознания человека…» [7, с. 124].
Само понятие аристократизма наиболее полно описал Н.А. Бердяев. В своем труде «О рабстве и свободе человека» философ разделяет понятие аристократизма в социальном и духовном аспектах.
«Нужно отличать аристократию в социальном смысле и аристократию в духовном смысле. Аристократия в социальном смысле образуется в социальной обыденности и подлежит законам социальной обыденности. В этом смысле аристократия принадлежит царству детерминизма, а не царству свободы. <…> Духовный аристократизм в отличие от аристократизма социального есть аристократизм личный, аристократизм личного благородства, личных качеств и даров. Персонализм предполагает аристократизм личных качеств, противостоящих всякому смешению с бескачественной массой, аристократизм свободы в противоположность детерминизму, под которым живет раса и каста» [1, с. 154].
Существенным рассуждением в данном случае является отрицание деления общественного устройства на различные страты, выделение отдельной касты как более аристократичной. Само понятие аристократизма – есть понятие культурное, изменение сознания, столп этого сознания, подтягивающий к себе и через себя привычки и нравы народа, который является «носителем» данной парадигмы.
Отрицается и положительность «сверхчеловека» Ф. Ницше. Последний есть антагонист аристократизму духовному, аристократизму как отрицанию своего превосходства над остальными.
Также, существенным замечанием становится невозможность культурного сохранения без христианских истоков культуры. Культурные основания, даже «атеистического» толка, все равно базируются на основных постулатах новозаветной морали.
Отрицание последней, по мнению многих мыслителей, и приводит к отторжению русской культуры. Приводит к социальной катастрофе.
Так, в результате революции 1917 года в России, по мысли В.К. Кантора, «подлинное христианство, как и подлинный марксизм, с их аристократически понятой личностью в качестве основы человеческого развития были сведены к механической функции идеологического обслуживания тоталитарного государства» [5, с. 67].
Таким образом, самоопределение личности в русской культуре философски соотносится с обязательным содержанием в индивиде аристократического достоинства личности, необходимости христианской новозаветной морали.»
—
Прельщение и рабство аристократизма. Двойной образ аристократизма. Н. Бердяев.
из
ФИЛОСОФИЯ НЕРАВЕНСТВА, ПИСЬМА К НЕДРУГАМ ПО СОЦИАЛЬНОЙ ФИЛОСОФИИ, ПИСЬМО ШЕСТОЕ — ОБ АРИСТОКРАТИИ, лето 1918 г
Существует особое прельщение аристократизма, сладость принадлежности к аристократическому слою. Аристократизм есть очень сложное явление и требует сложной оценки. Самое слово аристократизм означает положительную оценку. Аристократия – лучшие, благородные. Аристократы – подбор лучших, благородных. Но в действительности историческая аристократия совсем не означает лучших и благороднейших.
Нужно отличать аристократию в социальном смысле и аристократию в духовном смысле. Аристократия в социальном смысле образуется в социальной обыденности и подлежит законам социальной обыденности. В этом смысле аристократия принадлежит царству детерминизма, а не царству свободы. Аристократ в смысле кристаллизовавшейся в истории расы есть человек наиболее детерминированный. Он детерминирован наследственностью и родовой традицией. Аристократический принцип в социальной жизни есть принцип наследственности, наследственность же есть тяготеющий над личностью детерминизм, даже более чем детерминизм – фатум рода, фатум крови. Социальный аристократизм есть аристократизм родовой, а не личный, качеств родовых, а не качеств личных. Поэтому с ним связана родовая гордость, гордость происхождения, которая есть главный порок аристократии. Аристократии очень затруднено братское отношение к людям. Аристократия есть подобранная в родовом процессе раса, свойства которой передаются по наследству. В этом смысле аристократизм глубоко противоположен персонализму, т. е. принципу личных, не родовых качеств, качеств, не зависящих от детерминизма наследственности.
Духовный аристократизм в отличие от аристократизма социального есть аристократизм личный, аристократизм личного благородства, личных качеств и даров. Персонализм предполагает аристократизм личных качеств, противостоящих всякому смешению с бескачественной массой, аристократизм свободы в противоположность детерминизму, под которым живет раса и каста. Аристократизм социальный утверждает неравенство совсем не личное, не личных качеств, а неравенство родовое, социально-классовое, кастовое.
Смешно было бы утверждать, что дворянин, определяющий своё достоинство по наследственности крови, или буржуа, определяющий своё достоинство по наследственности денег, тем самым уже по своим личным качествам выше человека, не получившего ни наследства по крови, ни наследства денежного, и может претендовать на неравенство, дающее ему преимущество. Дары человека получаются от Бога, не от рода и не от собственности.
Личное неравенство людей и социальное неравенство людей – принципы различные и даже противоположные. Социально уравнительный процесс, направленный к уничтожению социально-классовых привилегий, может как раз способствовать выявлению действительных, реальных личных неравенств людей, т. е. обнаружению личного аристократизма. Как образуется социальная аристократия? Более высокие качества не могут быть сразу достигнуты для огромных человеческих масс. Подбор качеств происходит сначала в небольших группах. В них вырабатывается более высокий культурный уровень, более утонченные чувства и более утонченные нравы, даже телесный образ человека делается более благородным, менее грубым. Культура всегда образуется и повышается аристократическим путем.
Было бы несправедливо и неверно признать социальный аристократизм всегда злым, в нем было и много положительного. В аристократизме были положительные черты благородства, великодушия, благовоспитанности, способности к жертвенному нисхождению, которых не знает parvenu, стремящийся пролезть вверх. Аристократ не стремится во что бы то ни стало подниматься вверх, он изначально чувствует себя наверху. В этом смысле принцип аристократического подбора в сущности противоречит аристократической изначальности. Не аристократично бороться за успех и возвышение.
Подбор – натуралистический принцип, он биологического происхождения. Христианство не признает подбора. В противоположность законам этого мира оно провозглашает, что последние будут первыми, а первые будут последними, что революционно перевернуло все античные ценности. Наряду с положительными чертами в аристократизме были и отвратительные черты, своеобразное хамство в высокомерном обращении с низшими, презрение к труду, расовая гордость, не соответствующая личным качествам, кастовая замкнутость, закрытость к живым движениям мира, исключительная обращенность к прошлому («откуда», а не «куда»), замкнутость.
—
«Благородство и есть душевная основа всякого аристократизма. Благородство не приобретается, не зарабатывается, оно есть дар судьбы, оно есть свойство породы. Благородство есть особого рода душевная благодать. Благородство прямо противоположно всякой обиде и зависти. Благородство есть сознание своей принадлежности к истинной иерархии, своего изначального и прирожденного в ней пребывания. Благородный аристократ знает, что есть иерархически выше стоящие чины. Но это не вызывает в нём никаких горьких чувств, не унижает его, не колеблет его чувства достоинства. Сознание своего достоинства есть также душевная основа аристократизма. Это достоинство не приобретенное, а прирожденное. Это — достоинство сынов благородных отцов. Аристократизм есть сыновство, он предполагает связь с отцами. Не имеющие происхождения, не знающие своего отчества не могут быть аристократами. И аристократизм человека, как высшей иерархической ступени бытия, есть аристократизм богосыновства, аристократизм благородно рожденных сынов Божьих. Вот почему христианство — аристократическая религия, религия свободных сынов Божьих, религия даровой благодати Божьей. Учение о благодати — аристократическое учение. Не аристократична всякая психология обиды, всякая психология претензии. Это — плебейская психология. И аристократична психология вины, вины свободных детей Божьих. Аристократу более свойственно чувствовать себя виновным, чем обиженным. Этой аристократической психологией проникнуто христианство. Христианское сознание сынов Божьих, а не рабов мира, детей свободы, а не детей необходимости, — аристократическое сознание. Те, которые чувствуют себя пасынками Божьими, обиженными судьбой, теряют благородные, аристократические черты. Аристократ, благородный должен чувствовать, что всё, что возвышает его, получено от Бога, а всё, что унижает его, есть результат его вины. Это прямо противоположно той плебейской, неблагородной психологии, которая всё возвышающее чувствует благоприобретенным, а всё унижающее обидой и виной других. Тип аристократа прямо противоположен типу раба и типу parvenu. Это разные душевные расы. Аристократический склад души может быть и у чернорабочего, в то время как дворянин может быть хамом.»
—
Бердяев. Христианство и классовая борьба. Глава V.
Аристократ, буржуа, рабочий.
Между тем как большой интерес представляет психологическая характеристика типов аристократа, буржуа и рабочего. Это не только разные социально-психологические типы, но и разные духовные породы. Если бы Маркс не был так помешан на всеопределяющем характере экономики, то он увидел бы, что между аристократом и буржуа различие безмерно большее, чем между буржуа и рабочим. Именно аристократ и буржуа принадлежат к разным расам, между тем как буржуа и рабочий принадлежат к одной расе и их распря есть распря семейная.
Самостоятельную ценность представляют типы аристократа и рабочего. Между тем как тип буржуа, как увидим, не представляет самостоятельной ценности, он производный, вопреки распространенному мнению. Тип аристократа определяется совсем не экономическим моментом, экономический фактор тут является вторичным. Аристократия может быть страшно богата и аристократия в прошлом была очень богата. Но самый генезис ее богатства не связан с экономической инициативой и предприимчивостью, это есть богатство добытое мечом, а потом наследственное. Аристократия лишена всех специфически экономических добродетелей. Экономические добродетели буржуазны. Аристократия есть прежде всего благородство породы, выработанность расы, белая кость. Положение аристократа не зависит от экономики. Оно прежде всего связано с рождением, с предками и их заслугами, с наследственностью. Как уже было сказано, момент биологически-антропологический играет тут большую роль. Аристократ может совершенно разориться и в ряде поколений род его может опуститься и утерять свое положение в обществе. Это бывало у нас с некоторыми княжескими фамилиями, принадлежащими к роду Рюрика. Но это явление второстепенного значения. Благородство породы остается и при утере всех материальных орудий.
Буржуа, который теряет все свои материальные средства и принужден скромно зарабатывать хлеб насущный, теряет все, у него более не остается признаков, определяющих его классовое положение в обществе. Аристократ, потерявший все свои материальные средства, не все теряет, у него остается его благородная порода. Аристократ даже в блузе рабочего остается аристократом. У него другие руки, другое лицо, другие манеры, другая интонация речи. Все выработано рядом столетий и передано из поколения в поколение. Экономические преимущества аристократа совсем не завоеваны личными усилиями, как экономические преимущества буржуа. В далеком прошлом предки его вероятно занимались военными грабежами. Все ведь в прошлом связано с кровавыми насилиями. Но в дальнейшем аристократ менее всего хищник, он очень мало способен к приобретению и обогащению, он скорее расточитель *). Аристократ помнит главным образом доблести предков, а не их насилия и жестокости. У аристократа все наследственно, по наследству передано от предков, и физические и душевные свойства и богатства. Все выработано длительным процессом, все отстоялось, как старое вино. И тем более подлинный аристократизм, чем более длинный ряд столетий передал аристократу его качества.
Аристократия первая получила возможность досуга, без которого не может быть выработан более высокий тип культуры, утонченность манер, которым потом будут подражать другие классы. Вежливость аристократии есть культурная ценность, имеющая общечеловеческое значение. Аристократия могла позволить себе игру, как результат избытка сил, свободных от труда. Аристократия — родовая по своей сущности, в этом ее сила и ее слабость. Во всем аристократ противоположен буржуа. Аристократ хорошо помнить прошлое, живет преданиями ряда поколений. Буржуа плохо помнить прошлое или помнить лишь недавнее прошлое, он живет настоящими а не прошлым. Именитые буржуазные семейства уже могут назвать в прошлом ряд породивших их поколений и гордиться ими, но это уже есть образование особой аристократии среди буржуазии. Буржуа есть все-таки прежде всего parvenue и в этом его сила. То, что у аристократа все даровое, все наследственное, а не трудовое, не заработанное личными усилиями, порождает ряд своеобразных душевных черт. Настоящему аристократу чуждо ressentiment, обида, зависть, ободранная кожа. Аристократ мог быть обидчиком и часто им бывал, но не мог быть обиженным.
Переживания обид и зависти не аристократические переживания. Поэтому всякую обиду аристократ переживает, как оскорбление своей чести и чести предков, и готовь сейчас же защищать свою честь с оружием в руках, смыть обиду кровью, он не согласен ни одного мгновения остаться обиженным. Ценность аристократического типа даровая, а нетрудовая. Поэтому она подобна красоте, которая даром и ни за что дается. Красив по наследству, по рождению и потому никому не завидует. Что тип аристократа определяется главным образом биологически и психологически, а не социологически это подтверждается тем, что большевики гонять не только за привилегированное экономическое положение, но и за благородство происхождения, за предков, за белую кость. Благородная порода вызываешь ressentiment, хотя бы ее представитель была пролетарий по экономическому положению.
Аристократ не экономический человек, в прошлом он был прежде всего воин. Аристократизм есть порождение избытка, а не недостатка. И подлинно аристократическому типу свойственно отдавать от избытка, быть великодушным и щедрым. Аристократ не хочешь приобретать, стяжать. Приобретать, зарабатывать не аристократично, потому что не наследственно, не даровое. Если аристократ склонен к наживе и руководствуется экономическими расчетами, то это значить, что он обуржуазился. Аристократизм означает, что я что-то уже изначально имею, а не что мне что-то еще нужно. Аристократизм есть a priori, а не а poste-priori. Тип аристократа заключает в себе благородные черты, выработанные в европейских обществах рыцарством. И в этих рыцарских чертах есть вечный элемент человеческой личности, сохраняющийся и после того, как историческое рыцарство умерло.
Аристократия в отличие от буржуазии есть особая порода, особый антропологический тип. Она принципиально утверждает неравенство в отличие от буржуазии. Буржуа можно сделаться, аристократом сделаться нельзя, можно только родиться. Нувориш вполне закономерный для буржуазии тип. Но вновь испеченный аристократа, человек вышедший в аристократию, всегда тип подозрительный и фальшивый, заметающий следы своего прошлого. Аристократия требует времени, ее нельзя сделать быстро, для выработки ее нужен длинный ряд столетий и поколений. Буржуазию же можно сделать быстро, она образуется в одном поколении. Аристократия есть раса завоевателей и господ, выделяющая себя из всего остального общества, утверждающая свое другое происхождение, чем происхождение всех остальных людей, создавшая заслоны и заграждения, препятствующие ее смешению с массой.
Аристократия более всего боится смешения, у нее есть пафос расстояния. Поэтому она создает ряд условностей, которыми окутана ее жизнь. Это есть отход от природы и первый качественный отбор формы. Аристократия живет замкнуто, в своем собственном мире. Альфред де Виньи очень хорошо сказал, что аристократия основана на гордости, демократия же на зависти. И действительно, гордость есть первородный грех аристократии, грех не личный, а родовой, наследственный. Победить гордость, значить победить грех аристократии, которую труднее всего по настоящему обратить в христианскую веру. Гордость порождает презрение к другим классам, к неблагородным, не рожденным от старинного рода. Замкнутость аристократии, ее исключительная связь с прошлым, ее боязнь смешения, ее недостаточная раскрытость для жизненных процессов, происходящих в мире, ее приверженность условным формам роковым образом ведет к истощению и вырождению. Это есть рок всякой аристократии в социальном смысле слова. Она легко изнеживается, ищет наслаждений и в массе своей мало духовна. Она обречена на гибель. Она лишь до времени способна господствовать и защищать себя. Но долго защищать себя от напора стихий жизни, от смешения с другими классами она не может. Лишь небольшая часть ее способна проявить гибкость и приспособиться к новым социальным процессам. Большая часть на это оказывается неспособной.
