Всё французское, будь то моды, нравы, кулинарные рецепты или научные достижения, пользуется особой славой. Есть у Франции еще одно исключительное качество: ее короли веками занимали совершенно особое место в европейской иерархии.
Когда-то крещение Хлодвига, могущественного и предприимчивого варвара, стало вехой в судьбах народов, колоссальным стратегическим экспериментом – первым в долгой череде. На исходе десятого века престол, принадлежавший ранее Меровингам и Каролингам, достался Гугону Капету, верному союзнику церкви и успешному основателю новой династии. Выше в средневековой иерархии стоял лишь император – но он был выборным, корона Священной Римской Империи не наследовалась, так что положение первейшей монаршей семьи католического мира было занято потомками Гугона, Капетингами. Отсюда и титул французских королей – «Его Христианнейшее Величество».
Речь шла не только об исконном королевстве Капетингов, но и, говоря языком наших дней, о международном проекте: многочисленные французские принцы в разное время воцарялись во множестве стран, владения династии простирались от Польши, Венгрии и Албании до колоний Нового Света. Боковые ветви рода Капетингов приобретали дополнительное качество местных династий (сейчас, например, потомки Капета занимают троны Испании и Люксембурга).
Чтобы утвердиться в новых владениях, например – в той же Испании, потомкам Гугона пришлось немало воевать с одними державами и договариваться с другими. Утрехтский договор 1713 года закрепил отказ испанской ветви Капетингов от прав на французский престол. Впрочем, со стороны французской дипломатии этот договор был лукавством: древние, неизменяемые обычаи, заменяющие родовой закон потомкам Капета, не признают никаких отречений, никакого изменения в порядке наследования. Правила передачи короны восходят к древнему франкскому праву, переосмысленному и «заострённому» учеными клириками и светскими легистами: исключительно по крови, от мужчины к мужчине, в порядке первородства, в церковном браке…
Россия позаимствовала у французов всё, что сумела – включая и опыт революционного террора. Разнообразные людоедские технологии и ритуалы, составившие часть нашей с вами недавней истории, были более двухсот лет назад опробованы во Франции – в том числе и цареубийство как символическая казнь всего старого мира.
Chefs de deux maisons royales: de France et des Français. Les armoiries pleines de leurs maisons, timbrées par les couronnes royales
Но французы, как всем известно, ветрены и переменчивы. В 1804 году генерал Бонапарт, уже бывший к этому времени пожизненным диктатором, объявил себя Императором Французов. После войн, навсегда изменивших лицо Европы, Наполеона всем миром водворяли в ссылку, древний королевский дом – в Париж, а уже в 1830 году грянула новая революция. Карл Х был вынужден бежать, и на трон взошёл глава младшей ветви династии – Людовик-Филипп, герцог Орлеанский. Его отец в свое время был не последним из революционеров и голосовал за казнь Людовика XVI, но в итоге сам кончил жизнь на гильотине. Сын же принял титул Короля Французов (а не Короля Франции, как встарь) и попытался править на манер британского конституционного монарха. В сущности, это было основание совершенно новой династии, хотя и из «материала» старой. Но, даже став королем, Людовик-Филипп не стал покушаться на традиционный королевский герб (в лазоревом поле три золотых лилии), а сохранил собственный – с «понижающим знаком», указывающий на принадлежность к младшей ветви потомства Капета (в лазоревом поле три золотых лилии и поверх всего – серебряный турнирный воротник).
Орлеанский дом – как и Наполеон, но с более скромными итогами – продержался у власти менее двадцати лет и, в конце концов, уступил место республике. Первым президентом стал племянник Наполеона, через несколько лет, в итоге серии переворотов, возродивший императорское правление и ставший Наполеоном III (второй номер достался сыну Наполеона I, умершему молодым). Разгром Франции в войне с Пруссией привел к падению империи и возвращению республики в 1871 году.
Теперь в изгнании оказались главы всех трех французских династий – Бурбонов (прямых наследников Капета), Орлеанов и Бонапартов.
Уже в 1873 году президентом стал монархист, маршал Мак-Магон, прочивший трон главе Бурбонов – Генриху V, жившему в Австрии под именем графа Шамборского. Однако Шамбор понимал: ему предлагают возглавить режим, по сути преемственный к революции. Символом твердости Генриха V стало его неприятие революционного триколора; возможно, именно это обстоятельство оказалось решающим. Республика сохранила свои позиции.
В 1883 году Генрих V умер, не оставив прямых наследников. Старшим по первородству среди потомков Капета оказался дон Хуан, граф Монтисонский, из числа испанских Бурбонов. С точки зрения легитимистов – сторонников твердого соблюдения династических законов – именно он стал Иоанном III, главой королевского дома Франции и Наварры. Образованный и чудаковатый Иоанн III, не дороживший публичностью, мог бы хорошо распорядиться властью, но едва ли был готов бороться за нее. Между тем многие монархисты, ссылаясь на отречение испанской ветви от прав на французский престол, предпочли объявить, что главенство перешло к Орлеанскому дому – политически это решение казалось более разумным. Внук Луи-Филиппа, граф Парижский Филипп, согласно этой теории был преемником сразу двух монархий – недолговечной орлеанистской и старой, многовековой.
В роду Бонапартов ситуация складывалась несколько проще. После того, как погиб сын Наполеона III, во главе династии встал либеральный кузен императора – Жозеф, «принц Наполеон». Активный политик, он не строил далеко идущие планы, а занимался конкретными проектами. Наследником он назначил второго сына, Луи Наполеона, но тот предпочел военную карьеру в России – это был весьма символичный жест. К слову, одновременно с ним на русской службе отличился и один из легитимистских претендентов – дон Хайме, герцог Мадридский, он же — Иаков I Французский. Он был успешным разведчиком в годы безуспешной японской войны…
Сегодня, в качестве итога всех своих исторических опытов, Франция может похвастаться тремя параллельно существующими династиями:
Легитимисты верны Людовику ХХ, герцогу Анжуйскому, старшему по первородству представителю испанской ветви. Он унаследовал бы и корону Испании, но его дед, глухонемой от рождения, предпочел отказаться за себя и за своё потомство от своих испанских прав на престол (от французских, как вы помните, отказаться невозможно) в пользу младшего брата, который в свою очередь со временем уступил права сыну – этим сыном и является король (ныне — отставной) Хуан Карлос (Иоанн-Карл I), отец правящего испанского монарха, Филиппа VI.
Людовик ХХ, являющийся гражданином Франции и Испании, не слишком увлечен политикой; несколько последних лет он живет в Новом Свете. Сперва он работал в латиноамериканском банке, которым владел его тесть, теперь поселился в Нью-Йорке, но, конечно, это не мешает ему появляться в Европе, встречаясь то с высшей знатью, то с широкой публикой. Как престолонаследник, он «ни на что не претендует и ни от чего не отрекается». Когда-то Людовик XVIII писал графу Панину о своем положении: «Что такое король, лишенный трона? Самое достойное существо на свете, если трудится с постоянством и отвагой, чтобы восстановить свои права; самое жалкое, если пребывает в постыдной праздности». Но Людовик ХХ не пребывает в праздности – он подает пример достойной частной жизни, противостоит суете и при этом не хочет стеснять наследие французских королей относительностью политических программ.
Орлеанисты признают нынешнего главу Орлеанской ветви – вполне амбициозного Генриха, графа Парижского. Но в этом семействе господствуют не старые родовые обычаи Капетингов, а куда более свободные порядки в духе монархии Луи-Филиппа. Порядок престолонаследия меняется легко и часто. Собственный отец нынешнего графа Парижского в свое время лишил его статуса наследника, потом восстановил в правах; нынешнему графу тоже довелось менять решение о своем преемнике. Граф живет во Франции, что добавляет ему популярности. Он получил из рук президента Саркози орден Почетного легиона как ветеранскую награду в память о давно прошедшей военной службе.
Нет полной ясности и с Бонапартами. Возглавлявший династию до 1997 года Луи, принц Наполеон, завещал фамильное лидерство внуку Жану-Кристофу, в обход сына, Шарля. Последний не согласен с этим; но до сих пор оба претендента сумели решать проблему по-родственному, без ссор. Кстати, по матери Жан-Кристоф происходит из Бурбонов: некогда враждебные династии породнились.
Может показаться, что все эти призрачные титулы и претензии существуют в некоем воображаемом пространстве, отдельно от реальности, от той Франции, в которой главным праздником остается день взятия Бастилии. Но нет! Наследники разбитых тронов ходят по самой настоящей земле. Республика же вынуждена считаться с ними.
В 1987 году Генрих Орлеанский (нынешний граф Парижский, тогда – наследник этого титула и граф Клермонский) подал иск в Парижский трибунал, протестуя против того, что старший из Капетингов пользуется французским королевским гербом без понижающих знаков и титулом «герцог Анжуйский». [Здесь нелишне заметить, что Французская республика наших дней признает дворянские титулы.] Генрих настаивал на запрете и на штрафе. Ответчиком выступал отец Людовика ХХ, Альфонс II, а после его внезапной гибели – сам Людовик, бывший в ту пору подростком. Судья решил, что старшинство есть старшинство и что претензии жалобщика исторически необоснованны. Генрих подал апелляцию и снова проиграл. Раздосадованный Генрих не стал подчиняться решению суда; он и теперь пользуется лилиями без орлеанского турнирного воротника, а несколько лет назад объявил герцогом Анжуйским собственного племянника. Но старшие Бурбоны не предъявили встречного иска, считая для себя невозможным решать династические дела через республиканский суд.
Другим судебным похождением Генриха была троекратно неудавшаяся попытка поменять фамилию (во Франции это непросто). «Д’Орлеан» слишком ясно напоминает о принадлежности к младшей ветви Капетингов, и граф Парижский пожелал переименоваться в де Бурбона. Генеалогически это вроде бы верно: Орлеанская ветвь появилась на свет как ответвление Бурбонов. Но родословие – родословием, а устоявшаяся фамилия – фамилией. Суд отказал.
В свое время, в ответ на споры о монархии, Тьер заметил, что республика «разделяет нас меньше». Он имел в виду именно такую республику – способную, в конечном счете, вместить хотя бы частичное правосудие по отношению к королям и принцам. Монархизм во Франции не слишком моден и не очень распространен, как вообще, так и в среде знати. Но аристократические титулы и ранги существуют, о них помнят, им придают значение, по крайней мере – как реликвиям и «предметам роскоши». На мемориальном богослужении, званом вечере или в праздничной толпе человек, которого тысячи считают государем, оказывается более чем кстати.
—
Михаил Ю. Медведев — учредитель и председатель Гильдии геральдических художников, бывший член Геральдического совета при Президенте Российской Федерации, государственный советник Российской Федерации III класса, Член-корреспондент Международной академии геральдики (AIH)
—
© Михаил Ю. Медведев, 2024
